«Из скромности я остерегусь указать на
тот факт, что в день моего рождения звонили в колокола, и было всеобщее
народное ликование. Злые языки связывали это ликование с каким-то большим
праздником, совпавшим с днем моего появления на свет, но я до сих пор не
понимаю, при чем здесь еще какой-то праздник?» Аркадий Аверченко
Русская литература не знает фигуры более загадочной, чем Аркадий Аверченко. Мало того, что до сих пор разные энциклопедии содержат противоречивые сведения о его жизни и кончине в эмиграции, по сей день точно не установлены многие его биографические данные. И всё потому, что он сам старательно вёл окружающих по неверному следу, создавая легенды и мистификации. Более того, современники оставили такие воспоминания о внешности Аверченко, как будто имели в виду совершенно разных людей…
Он родился в Севастополе 27 марта (по новому стилю)
1881 г. в семье не слишком удачливого торговца – Тимофея Петровича Аверченко и
Сусанны Павловны Софроновой, дочери отставного солдата с Полтавщины. Отец его
считался купцом и был «по горло занят хлопотами и планами, каким
бы образом поскорее разориться? Это было мечтой его жизни, и нужно отдать ему
полную справедливость – добрый старик достиг своих стремлений самым
безукоризненным образом. Он это сделал при соучастии целой плеяды воров,
которые обворовывали его магазин, покупателей, которые брали исключительно и
планомерно в долг, и пожаров, испепелявших те из отцовских товаров, которые не
были растащены ворами и покупателями». Так, смеясь, Аверченко описывает
семейную трагедию – отец действительно разорился, и многочисленная семья
осталась практически без средств к существованию. Аверченко написал в шуточной
автобиографии: «Еще за пятнадцать минут до рождения я не знал, что появлюсь на белый
свет. Это само по себе пустячное указание я делаю лишь потому, что желаю
опередить на четверть часа всех других замечательных людей, жизнь которых с
утомительным однообразием описывалась непременно с момента рождения».
В детстве Аркаша больше всего любил читать, причем
все подряд, без разбора. А вот учиться очень не любил. Используя свое слабое здоровье
и проблемы со зрением для манипуляции сердобольными родителями, старательно
добивался к себе семейного сострадания, и… увиливал от походов в школу. Если бы
не шестеро старших сестер, заботившиеся о будущем единственного братишки, они и
стали давать ему домашние уроки. Впоследствии Аркадий Аверченко одолел два
класса реального училища, чем и завершил свое образование. Это было уже после
того, как в один знаменательный день отец сказал пятнадцатилетнему Аркадию, что
«пора служить», и устроил младшим писцом в транспортную контору. А через год
Аверченко-младший отправился в Донецк конторщиком на один из угольных заводов.
В «Автобиографии» он так описывает свою жизнь там: «Шестнадцати лет я расстался со
своей сонной транспортной конторой и уехал из Севастополя на какие-то
каменноугольные рудники... Это был самый грязный и глухой рудник в свете...
Когда правление рудников было переведено в Харьков, туда забрали и меня, и я
ожил душой и окреп телом».
Аркадий Аверченко, человек, смешивший всю Россию, в
общении тоже считался человеком легкого и веселого характера, неунывающим
жизнелюбом, что редко бывает у юмористов. И это удивительно – ведь ему пришлось
пережить на своем веку немало трагического. Развлечения» на рудниках были самые
свирепые. «Проламывали друг другу головы, уничтожали начисто носы и уши, а один
смельчак даже взялся однажды на заманчивое пари (без сомнения – бутылка водки)
съесть динамитный патрон. Проделав это, он в течение двух-трех дней, несмотря
на сильную рвоту, пользовался самым бережливым и заботливым вниманием со
стороны товарищей, которые все боялись, что он взорвется. По миновании же этого
странного карантина – был он жестоко избит». Целых три года провел
Аверченко в этом страшном месте, а в 1900 году контору рудников перевели в
Харьков.
Еще три года Аркадий провел на нудной и неинтересной
работе. «Работал я в конторе преотвратительно и до сих пор недоумеваю: за что
держали меня там шесть лет, ленивого, смотревшего на работу с отвращением и по
каждому поводу вступавшего не только с бухгалтером, но и с директором в
длинные, ожесточенные споры и полемику». И сам же исчерпывающе ответил
на свой вопрос: «Вероятно, потому, что был я превеселым, радостно глядящим на широкий
Божий мир человеком, с готовностью откладывавшим работу для смеха, шуток и ряда
замысловатых анекдотов, что освежало окружающих, погрязших в работе, скучных
счетах и дрязгах».
В начале 1900-х годов Аверченко, очень начитанный
молодой человек, почувствовал тягу к писанию рассказов и к, счастью для его
будущих поклонников, не задушил ее в себе. Он сразу же нашел свой жанр и манеру
изложения. Его первый рассказ «Как мне пришлось застраховать жизнь» сразу же
был напечатан. «Литературная моя деятельность была, как мне казалось, сплошным
триумфом. Во-первых, я написал рассказ... Во-вторых, я отнес его в «Южный
край». И, в-третьих (до сих пор я того мнения, что в рассказе это самое
главное), в-третьих, он был напечатан!»
Аверченко, начав свою литературную деятельность,
попал в газетно-журнальные круги. В 1906 году он стал редактором сатирического журнала
«Штык», где занимался всем на свете – писал статьи, самостоятельно заполнял
рубрику «Смесь», корректировал, рисовал иллюстрации. Журнал, однако, за свою
остроту был закрыт по цензурным соображениям. Та же участь постигла и следующий
журнал Аверченко – «Меч».
В 1907 году Аверченко решил перебраться в столицу –
только там честолюбивые провинциалы могли добиться всероссийской славы. Огорченный
неблагодарностью властей, выписавших неуправляемому редактору штраф в 500
рублей, он выпускает еще 3 номера «Меча» и вместо уплаты штрафа уезжает в
Петербург. В Петербурге он первым делом направился в редакцию журнала
«Стрекоза», когда-то гремевшего по всей стране (именно здесь начинал свою
литературную деятельность Чехов), но безжизненно захиревшего… Аверченко активно
взялся за работу, и вскоре «Стрекоза» превратилась в «Сатирикон» – журнал,
название которого стало синонимом всего самого смешного и веселого. Знаменитый
писатель Александр Куприн позже говорил: «Сатирикон»
сразу нашел себя: свое русло, свой тон, свою марку. Читатели же – чуткая
середина – необыкновенно быстро открыли его». Тиражи «Сатирикона» росли с
невиданной скоростью, и выхода каждого нового номера с огромным нетерпением
ждали не только в Петербурге, но и по всей стране. Читатель находил в нем все
самое лучшее, что могла дать необычайно богатая на таланты российская
литература начала XX века.
Благодаря веселому нраву главного редактора и умению
заинтересовать людей, все знаменитые писатели и художники начали сотрудничать с
журналом. В «Сатириконе» печатались Петр Потемкин, Саша Черный, Осип Дымов,
Аркадий Бухов, Леонид Андреев, Самуил Маршак, Александр Куприн, Алексей
Толстой, Надежда Тэффи, Владимир Маяковский и еще многие-многие другие.
Иллюстрировали издание художники Яковлев, Радаков, Юнгер, Бенуа и Ре-Ми.
Конечно, сам Аверченко тоже регулярно писал в
«Сатирикон», и любой его рассказ отличался искрящимся юмором, чрезвычайной
остротой и злободневностью. Вскоре он уже мог собирать их воедино и издавать
сборники, которые раскупались по стране моментально.
В 1910 году, после выхода «Веселых устриц» имя
Аркадия Аверченко гремит на всю Россию, ему начинают прочить славу русского
Марка Твена или О`Генри. Еще бы! Ведь «Веселые устрицы» за семь последующих лет
переиздавались 24 раза. Еще через два года, с выходом «Кругов по воде» и
«Рассказов для выздоравливающих», автора называют «королем смеха».
Впрочем, по-прежнему ему приходится считаться с
цензурой, вплоть до анекдотов. Так, сохранилась история о том, что в военную
пору Аверченко принес цензору рассказ на военную тему и тот пропустил его, вычеркнув
лишь предложение: «Небо было синее». На удивление автора блюститель
литературного порядка заявил, будто эта фраза может навести врага на мысль, что
действие происходит на юге, т. е. раскроется тайна расположения русских войск.
Жизнь Аверченко была удавшейся во всех смыслах –
всероссийская слава, любимое дело, отличные друзья. Он любил жизнь, красивых
женщин, хорошие рестораны, вращался в самых передовых кругах. Правда, он мечтал
о другой России – обновленной, без униженных и оскорбленных.
Февраль 1917 г. писатель приветствовал, но,
насмотревшись на жизнь в условиях последовавших «демократических
преобразований», Октябрьской революции в своем личном признании отказал. На
этом основании творчество Аверченко делят на два периода: ироничный
(дореволюционный) и сатирический (послереволюционный). Но ведь его и раньше
называли то «красным солнышком» за мягкость, «то литературным барабанщиком» – за
пронзительную остроту. Сам он считал, что его юмор – беспартийный, но Советская
власть с этим категорически не согласилась. И закрыла «Новый Сатирикон».
Аркадий Тимофеевич, не дожидаясь дальнейший событий при объявленном «красном
терроре», спешно оставил Петроград.
Странствуя, к апрелю 1919 г. добрался до Севастополя.
По дороге писал новые рассказы, читал их со сцены, сотрудничал с театрами. В
Крыму писатель творил практически без отдыха. С утра «заряжался», работая под
музыку с пудовыми гирями. Днем, если удавалось, забегал на улицу Ремесленную,
где жили его мать и две замужние сестры. Все остальное время он принадлежал
редакции и театру, причем не одному, а нескольким. Писал и выступал как чтец,
артист и конферансье, откликаясь на насущные проблемы с характерной для него
остротой.
Вместе с А. Каменским писатель заведовал литературной
частью театра-кабаре «Дом Артиста», созданного в Севастополе в сентябре 1919
года. Одной из первых постановок стала новая пьеса А. Аверченко «Лекарство от
глупости», в которой автор выступал и в качестве актера. А 2 ноября того же
года Аркадий Тимофеевич вместе со знаменитой писательницей Тэффи (Надеждой
Александровной Лохвицкой) дал большой концерт в театре Севастопольского
городского собрания.
Еще один театр Севастополя – «Ренессанс» отметил
начало 1920 года премьерой по пьесе А. Аверченко «Игра со смертью». Он же в
середине января 1920 года организовал вечер юмора с участием Аркадия
Тимофеевича. А в театре «Наука и жизнь» писатель выступал с моноконцертами либо
вместе с популярной актрисой М. Марадудиной.
В апреле 1920 года на улице Екатерининской (ныне ул.
Ленина), 8, открылся еще один театр с романтическим названием «Гнездо
перелетных птиц». В нем писателя-юмориста принимали всегда с радостью. Пройдет
немного времени, и Аркадий Аверченко сам возглавит труппу с тем же названием:
«Гнездо перелетных птиц». Уже в Константинополе (Стамбуле) этот театр, вместе с
кабаре Александра Вертинского «Черная роза», станет самым известным в
эмигрантской среде. А тогда, в 1920-м, Аверченко успешно гастролировал с
театром по Крыму, побывав с концертами в Балаклаве, Евпатории и Симферополе.
Любопытные сведения оставили современники писателя о
его театральных вечерах в Севастополе: «Открывал вечер обычно сам Аверченко, и
из-за него, собственно, и ходили люди в театр по вечерам». Писатель мастерски
умел переходить от мягкого юмора к убийственной сатире. Перед отъездом из
Севастополя за рубеж А. Аверченко успел издать сборник рассказов и фельетонов
«Нечистая сила». Один из экземпляров книги удалось передать в США, где сборник
переиздали в 1921 году. К слову, не только эта, но и три последующие книги
Аркадия Тимофеевича явились антологиями его рассказов, анекдотов и фельетонов
(а их набралось не менее 190), опубликованных в севастопольских газетах «Юг» и
«Юг России». А уж книга «Кипящий котел» о событиях Гражданской войны в Крыму
была исключительно севастопольской, хотя и появилась в 1922 году. Даже наблюдая
за морем в Стамбуле, писатель представлял, как оно неповторимо и непредсказуемо
переходило «из зеркально-голубого в резко-синее» не там у них, а в его родном
Севастополе (рассказ «Осколки разбитого вдребезги», 1921 год).
В ноябре двадцатого Аверченко покинул Россию, как в
булгаковском «Беге», отплыв в трюме корабля, следующего в Константинополь. Начались
долгие скитания по миру. Сначала Турция, затем Германия, Польша, Прага…
Впечатления эмигранта, подхваченного ветром кровавых перемен, нашли свое
отражение в его многочисленных рассказах, написанных за границей.
В эмиграции Аверченко без дела не сидел. Например,
организовал новый театр «Гнездо перелетных птиц», получивший широчайшее
признание в эмигрантской среде во время гастрольных поездок по Европе. В 1921
г. в Париже вышел сборник «Дюжина ножей в спину революции», ее считают самой
сильной книгой Аверченко того периода. Известно, что вождь пролетарской
революции – Ленин, отозвался об этом издании как о «высокоталантливой книжке...
озлобленного до умопомрачения белогвардейца». Ильич вообще считал Аверченко
врагом не слабее Колчака и Деникина, может, потому и назвал его белогвардейцем.
Ведь уже в предисловии автор заявляет: «...Не будем обманывать и себя и других;
революция уже кончилась, и кончилась она давно! Начало ее – светлое, очищающее
пламя, средина – зловонный дым и копоть, конец – холодные обгорелые головешки.
Разве мы сейчас не бродим среди давно потухших головешек – без крова и пищи, с
глухой досадой и пустотой в душе...» Здесь писатель с такой болью
говорил о потерянной России и так едко издевался над новой властью, что его имя
было под запретом в СССР вплоть до конца перестройки. А многие слова из нее
оказались пророческими…
В рассказе «Чертово колесо» есть такой образ. В
дореволюционных «Луна-парках» существовал аттракцион «Веселая кухня». Любой
человек мог кинуть деревянный шар в стеллаж, на котором стояли тарелки, чашки
или стаканы. Вот что пишет Аверченко: «Приглядываюсь я к русской революции,
приглядываюсь и даже жутко от целого ряда поразительно точных аналогий... Все
новое, революционное строительство жизни, все разрушение старого – ведь это же
«Веселая кухня»! Вот тебе на полках расставлен старый суд, старые финансы,
церковь, искусство, пресса, театр, народное просвещение… И вот подходит к
барьеру дурак, выбирает из корзины в левую руку побольше деревянных шаров,
берет в правую один шар, вот размахнулся –Вдребезги правосудие. В кусочки
финансы. Бац! – и уже нет искусства, и только остается на месте какой-то жалкий
покосившийся пролеткультовский огрызок. А дурак уже разгорячился, уже пришел в
азарт и вот летит с полки разбитая церковь, трещит народное просвещение, гудит
и стонет торговля. Любо дураку, а кругом собрались, столпились посторонние
зрители – французы, англичане, немцы – и посмеиваются над веселым дураком, а
немец еще и подзуживает: – Ай, ловкий! Ну, и голова же! А ну, шваркни еще по университету.
А долбани-ка в промышленность! Горяч русский дурак – ох, как горяч... Что толку
с того, что, потом, когда очухается он от веселого азарта, долго и тупо будет
плакать свинцовыми слезами и над разбитой церковью, и над сокрушенными
вдребезги финансами, и над мертвой уже наукой».
В 1922 г. писатель переезжает в Прагу. Последняя
работа Аверченко «Шутка Мецената» была написана в 1923 году и издана в Праге в
1925 году после кончины писателя. Роман и веселый и грустный, пронизанный
ностальгией по милой сердцу автора беззаботной богемной петербургской жизни. И
снова в персонажах романа приметы самого автора и его друзей. А зрение все чаще
подводит, и в 1924 г. приходится делать операцию, после которой начинает
отказывать сердце. Умереть ему суждено было вдали от родного Черного моря – А. Т.
Аверченко скончался в Праге 12 марта 1925 года, не дожив нескольких дней до
своего 44-летия. Прах русского «короля смеха» покоится на Ольшанском кладбище. Умирая, он завещал похоронить себя на родине. Однако до сих пор воля писателя не исполнена.
источник 1. 2, 3, 4
Комментариев нет:
Отправить комментарий